Я куда бы ни шел, что бы я ни читал,- все иду в симферопольский ров.
И, чернея, плывут черепа, черепа, как затмение белых умов.
И когда я выйду на Лужники, то теперь уже каждый раз
я увижу требующие зрачки двенадцати тысяч пар глаз.
А.Вознесенский
В 1939 г. в Симферополе проживали 22 791 еврей, что составляло 16% от общего количества населения города [1]. В Симферопольском районе проживали 728 евреев, что составляло 1,8% от общего количества населения района.
Из ведомости, составленной статистическим бюро городской управы Симферополя в феврале 1942 г., следует, что накануне немецкой оккупации Симферополь покинули 18 300 человек, в том числе 11 260 евреев [2] . Из района эвакуировались 820 человек, в том числе 390 евреев [3]. Что касается крымчаков, то накануне оккупации Симферополя в нем насчитывалось их около двух тысяч, а также некоторое количество крымчаков-беженцев из других местностей [4].
Симферополь был оккупирован 2 ноября 1941 г. В этот же день по улицам было расклеено заранее отпечатанное «Объявление населению» от Главнокомандующего германскими войсками, регламентировавшее различные стороны городской жизни о «новом порядке». Значительная часть его была посвящена «еврейскому вопросу», но употреблялся при этом исключительно термин «жиды». Среди прочего, «всем жидам обоих полов» было приказано носить белую повязку на обоих рукавах с изображением шестиконечной звезды. Неисполнение приказа жестоко каралось: так, отделение полевой жандармерии № 683 в Симферополе 29 ноября передало зондеркоманде 11б одного еврея за появление на улице без звезды Давида [5] – это могло означать только расстрел.
Вслед за вермахтом в город прибыло подразделение зондеркоманды 10а айнзатцгруппы «Д». Командир зондеркоманды 10а в течение недели организовал еврейский комитет, который был размещен на Фонтанной площади [6]. По воспоминаниям очевидца, председателем комитета общины был назначен скрипач из кинотеатра «Большевик» Бейлисон, членами комитета стали завхоз одной из школ Лайхтман, служащие Зельцер, Гурвич, Рабинович.
18 ноября было объявлено о том, что все евреи обязаны пройти регистрацию в комитете. При регистрации требовались такие данные: имя, отчество, фамилия, адрес, возраст, профессия. В итоге, по воспоминаниям очевидца, было зарегистрировано около 14 тысяч человек, включая беженцев из других местностей. Уклонившиеся от регистрации евреи были повешены для устрашения на деревьях и столбах по всему городу.
Еврейский комитет использовался немецкой администрацией для более эффективного ограбления еврейского населения города. На него посыпались требования о предоставлении различного имущества, денег и ценностей. Спектр материальных ценностей, которые изымались у евреев, был широким – не только предметы первой необходимости, но и такие вещи, которые не имели отношения к нуждам военного времени. Конфискации проводились отнюдь не с целью обеспечения властей и армии в условиях зимнего периода, но ради наживы командного состава и администрации – очевидно, для отсылки товаров в Германию. Очевидец-нееврей сообщал: «Вывешенным приказом евреям велено доставить для немцев шесть тысяч одеял. Затем это количество по следующему приказу возросло до двенадцати тысяч. То и дело появляются приказы о доставке скатертей, полотенец, простынь, ковров, тарелок и т.п. тысячами штук. Евреи беспрекословно и немедленно выполняют эти приказы» [7].
Помимо ограбления общины, «новые хозяева» практиковали и другой способ наживы – организация принудительных работ и использование подневольного труда. Результатами труда евреев пользовались, очевидно, все военные и оккупационные учреждения (штаб 11-й армии, комендатура, штаб айнзатцгруппы «Д» и др.), а также городская управа. Очевидно также, что многие военные и чиновники оккупационных структур получали и личную выгоду от труда еврейских ремесленников и специалистов.
«В общину все евреи обязаны были являться ежедневно, отсюда немцы забирали их на работу. … Евреи выполняли самую грязную работу. Чистили картофель, уборные. Женщин возили в госпиталь, где раньше была первая советская больница, там они чистили уборные, на консервном заводе работали по очистке картофеля и нечистот», – сообщал переживший Холокост [8].
По свидетельству бывшего командира айнзатцгруппы «Д» Олендорфа на Нюрнбергском процессе, «в Симферополе армейское командование дало распоряжение соответствующим оперативным командам об ускорении ликвидации, обосновывалось это голодом и нехваткой жилья» [9]. Поэтому руководство айнзатцгруппы «Д» не стало откладывать последний этап «окончательного решения еврейского вопроса». Он начался с появления распоряжения о явке крымчаков, а затем евреев 9-10 декабря на сборные пункты с запасом продовольствия и необходимыми вещами. Сборными пунктами были: 1) пединститут на Госпитальной площади; 2) мединститут напротив парка Ленина; 3) здание обкома партии по ул. Гоголя.
Очевидец позднее описывал процедуру сбора евреев в одном из таких пунктов – в пединституте: «…Начали прибывать евреи. Кто с поклажей на плечах, рюкзак, кто с детской коляской с ребенком, кто вел пожилых, больных людей под руки. Несколько человек даже на подводах были. …Некоторые плакали. Чувствовали, что идут неизвестно куда. …И всех, кто приходил, направляли прямо в здание этого института. …Пленные, которые работали внутри помещения, рассказывали о том, что внутри были расставлены столы в два ряда в вестибюле здания, и регистрировали прибывших. Записывали только лишь главу семьи и сколько членов семьи. И тут же предлагали все ценности выкладывать на стол и тоже записывали: кто сколько сдает. …Никого не обыскивали, чтобы не создавать паники» [10].
К обеспечению явки евреев на сборные пункты была привлечена организованная уже в первой половине ноября городская вспомогательная полиция под командованием на тот момент полицмейстера Грановского [11]. В городе тогда были созданы шесть участков полиции. Полицейские всех шести участков, сверяясь с домовыми книгами, а также с переписью евреев, проведенной накануне еврейским комитетом, или получая сведения от старост домов, обходили дома евреев и проверяли, все ли явились на сборные пункты. Неявившихся по болезни погружали на линейку и отвозили на пункты [12].
9-13 декабря 1941 г. зондеркоманда 11б, а также подразделение, подчинявшееся штабу айнзатцгруппы «Д» и подразделения зондеркоманд 10б и 11а, а также 2-й взвод 2-й роты фельджандармерии № 683 партиями вывозили евреев из сборных пунктов и расстреливали – в основном, на 10-м километре шоссе Симферополь-Феодосия у противотанкового рва. По свидетельству Олендорфа на Нюрнбергском процессе, «в Симферополе казни, проводимые айнзатцкомандой 11б, осуществлялись по приказу армии; армия предоставила грузовики, бензин и водителей для доставки евреев к местам экзекуции» [13] . Об этом же свидетельствовал бывший командир айнзатцкоманды 11б Карл Рудольф Вернер Брауне [14]. По показаниям Брауне, для осуществления казней в Симферополе по договоренности с оберквартирмейстером 11-й армии полковником Ханком подразделения СС были усилены составом вновь прибывшей полицейской роты [15]. По данным ЧГК Городского района г. Симферополя, тогда были расстреляны около 10600 евреев и 1500 крымчаков [16].
Брауне так описывал на Нюрнбергском процессе казнь симферопольских евреев: «…Место казни было оцеплено, чтобы не давать гражданскому населению ненужного зрелища. Заранее – я не помню, прямо перед экзекуцией или накануне в лагере – у тех, кого намечалось казнить, были конфискованы деньги и ценности. Перед экзекуцией у тех, кого казнили, отобрали верхнюю одежду, то есть зимние пальто и т.п. Остальная одежда оставалась на людях. Казненные… становились маленькими группами у противотанкового рва лицом ко рву. Исполнявшие акцию команды, состоявшие из 8-10 человек полицейской роты, которая была придана нам, становились на другой стороне противотанкового рва, и приговоренных к казни расстреливали сзади как можно быстрее» [17]. Для закапывания трупов оккупанты привлекли военнопленных из находившегося неподалеку концлагеря, прозванного в народе «картофельный городок». По свидетельству одного из них, 12-13 декабря в лагерь прибыли две крытые машины, в которые погрузили до 60 пленных, выдав каждому по лопате. «Нас отвезли к противотанковому рву, который проходил по левой стороне дороги при движении в сторону Феодосии. Когда мы приехали на место, здесь было много народа: женщин, стариков, детей. Люди стояли, прижавшись друг к другу, кругом слышались стоны, многие женщины истерически рыдали. Здесь же ходили пьяные немцы-гестаповцы, в 100-150 метрах от рва стояли в ряд пулеметы. Расстрел начался примерно в восемь часов утра, у людей забирали вещи, заставляли раздеваться, снимали пальто, пиджаки, обувь и группами человек в 300 ставили на краю рва. …По стоявшим из рва стали стрелять из пулеметов. Люди падали в ров. Поднялся ужасный крик и стоны недобитых жертв. После третьей партии нас, пленных, заставляли закапывать трупы. Я бросал землю в ров, стараясь не смотреть вниз. Потом прибывали новые машины с людьми, которых тут же расстреливали. Это продолжалось до наступления темноты. В продолжение всего дня машины курсировали от Симферополя к месту расстрела. Я не считал, сколько человек было расстреляно в этот день, но могу с уверенностью сказать, что было убито 1 200 – 1 500 человек. На следующий день я заболел и больше на расстрел не ездил, но знаю, что из лагеря еще долго брали людей, которые с лопатами выезжали на места расстрела…. Исполняли все, кроме закапывания трупов, только немцы, все они были в форме гестапо…» [18].
По воспоминаниям очевидца, детей уничтожали здесь же, но другим способом – их умерщвляли с помощью яда, которым детям смазывали губы [19]. Это подтверждается послевоенными показаниями бывшего служащего русской вспомогательной полиции, который в декабре 1941 г. видел у служащих ЗК 11б «на левой руке небольшие мешочки. Один из эсесманов … был моим… приятелем, у которого мы спросили, где была зондеркоманда и что за мешочки у них на руках. Эсэсовец рассказал, что зондеркоманда ездила расстреливать евреев, а в мешочках у них цианистый калий, которым они отравляли детей, смазывая им губы ядом» [20].
Александр Шмаевский, родившийся в Симферополе в 1931, рассказывает, как евреи были собраны в сборный пункт, якобы для переселения в Палестину. Описывает массовый расстрел у рва возле шоссе Симферополь-Феодосия в декабре 1941 года, и как травили ядом маленьких детей:
Екатерина Данова, родилась в Симферополе в 1930 году, свидетельствует о том, как в декабре 1941 года она и ее семья были доставлены в пункт сбора. Она описывает, как мать спасла её от расстрела, как ей удалось сбежать с одной из русских женщин, которая спрятала ее в своем доме.
Леонид Белявский, переживший Холокост, родился в Симферополе в 1931 году, описывает условия, в которых он и его мать, наряду с другими евреями Симферополя, находились в медицинском институте в декабре 1941 года. Белявский свидетельствует, как 13 декабря 1941 собранные евреи были доставлены к противотанковой траншее, расположенной на дороге Симферополь-Феодосия. Он описывает массовый расстрел, и как он и его мать выжили:
По наблюдению свидетеля, жившего неподалеку от того места, с 11 декабря каждый день движение машин с людьми к месту расстрела продолжалось примерно до пяти часов вечера. Ежедневно из Симферополя вывозили 25-30 автомашин с людьми; в каждой машине помещалось до сорока человек. «Всего, по моим наблюдениям, расстрел продолжался 9 дней. В последующие дни, в декабре 1941 г. и в январе 1942 г., машины с обреченными продолжали проходить через Сергеевку, но это уже не носило массового характера» [21].
К выявлению евреев по приказу коменданта города была привлечена полевая жандармерия, которая обнаруживала евреев и передавала их в СД [22]. Этот же карательный орган осуществлял расправу с теми горожанами-неевреями, которые пытались укрыть обреченных: на столбах города висели люди с табличками «За укрывание евреев» [23].
Известны примеры героического сопротивления нацистской политике уничтожения. Устная традиция крымчаков содержит сведения о том, как крымчак Ноах Ломброзо не явился на место сбора; вместо этого он убил немецкого офицера, забрал его пистолет и переоделся в его форму. Затем он сел в машину, прибыл на место расстрела и застрелил еще двух немцев, пока не был изрешечен автоматными очередями [24].
Собственность уничтоженных евреев была учтена и передавалась в ведение различных ветвей оккупационных структур. Еврейские квартиры были опечатаны; как гласило объявление «От городской комендатуры» в русскоязычной газете «Голос Крыма» (выпускавшейся оккупационными властями в Симферополе) от 29 января 1942 г., один из граждан взломал опечатанную еврейскую квартиру, за что был приговорен к смертной казни. Некоторые пригодные вещи, как следует из отчета той же комендатуры от 21 декабря 1941 г., были переданы для симферопольского армейского лазарета [25]. Часть вещей расстрелянных евреев, а также некоторые их квартиры были переданы в январе 1942 г. добровольцам формировавшихся в тот момент оккупантами крымскотатарских батальонов самообороны [26]. Значительная часть имущества была через инвентаризационное бюро симферопольской городской управы были по дешевке раскуплены местными коллаборационистами – городской администрацией, служащими вспомогательной городской полиции. Так, переводчица симферопольского СД приобрела с помощью начальника 5-го участка полиции пианино, трюмо, буфет, зеркальный гардероб, диван, уплатила около 5-6 тысяч рублей [27]. После расстрела евреев у оккупантов осталось значительное количество наручных часов, которые также были зарегистрированы и распределены согласно их ценности: как писал начальник айнзатцгруппы «Д» Олендорф в штаб 11-й армии, представлявшие ценность (то есть золотые и серебряные) часы были отосланы в Имперское казначейство в Берлине; остальные же, не имевшие значительной ценности, были переданы офицерам и солдатам армии, а также служащим айнзатцгруппы «Д» бесплатно или по низкой стоимости [28]. Конфискованные у расстрелянных евреев денежные суммы, как следует из того же письма, были отправлены в Имперский кредитный банк; штаб айнзатцгруппы оставил сумму, необходимую для выплаты оклада служащим и т.п. расходов.
Акция по уничтожению евреев в Симферополе, как и в других городах Крыма, не была одноразовой. После уничтожения основной части еврейской общины в дальнейшем не прекращалась интенсивная охота на тех, кто пытался укрыться. С 9 января 1942 г. по 15 февраля 1942 г. органы СД выявили и расстреляли еще более 300 евреев, пытавшихся скрыться [29]. Большое количество скрывавшихся евреев и детей от смешанных браков было выдано органам СД внештатными осведомителями из числа местного населения.
Во время расправы с симферопольскими евреями немцы оставили в живых «впредь до особого распоряжения» директора психиатрической больницы, известного врача еврея профессора Н.И. Балабана, а также врача-венеролога Миринова и врача тубдиспансера Штейнгольца. В марте 1942 г. больница была ликвидирована, около 450 оставшихся больных были вывезены в душегубках. 12 марта эти врачи были также ликвидированы оккупантами [30].
После того, как штаб и подразделения айнзатцгруппы «Д» покинули полуостров в августе 1942 г., карательная деятельность в Крыму стала осуществляться стационарным аппаратом полиции безопасности и СД Крыма и Таврии под руководством начальника полиции безопасности и СД оберштурмбанфюрера П. Цаппа. Этот орган находился на ул. Студенческой, 12. В его задачи входило выявление партизан и подпольщиков, патриотов, саботажников, неблагонадежных элементов, евреев. Если в СД попадал человек по подозрению в еврейском происхождении, следователь в СД проводил короткое расследование по этому вопросу. Оно, как правило, сводилось к допросам арестованного, порой дополнялось сбором свидетельских показаний. По показаниям бывших переводчиков, служивших в СД, в случае установления еврейского происхождения арестованного его ожидал только расстрел. Никакого суда не производилось: следователь, ведущий дело, выносил по нему заключение, и если человек подлежал расстрелу, то это заключение докладывалось на утверждение начальнику СД. Таких заключенных переводили в специальное помещение, называемое среди служащих СД «камерой смертников», и когда их набиралось определенное количество, их вместе с другими заключенными – подпольщиками, партизанами, деятельность которых была установлена – на автомашине вывозили за город и расстреливали [31]. Бывший служащий охранной роты СД так описывал это так: «В один из дней декабря 1943 г. …я, а также еще 2-3 добровольца, сели в кузов задней машины, и через некоторое время она двинулась. …Я обратил внимание на людей, которые находились в кузове. Там были мужчины и женщины. Всего я насчитал их 16 человек…. Одеты они были в грязную рваную одежду. У некоторых ноги были обмотаны тряпками. …Я спросил у одной молодой девушки, за что она попала в СД. Она ответила, что она еврейка. Когда я спросил у второго мужчины, за что он попал в СД, он просто ответил, что он из леса. Я понял, что он партизан и каким-то образом попал в плен к немцам» [32] …
Помимо органов СД, розыск и поимку скрывавшихся евреев в городе осуществляла вспомогательная полиция под командованием полицмейстеров Грановского, затем Федова, затем Буртышева, а также криминальная полиция под руководством Адамовича [33]. После ареста лиц, чье еврейское происхождение было установлено, арестованного и дело на него передавали в СД.
Уничтожив практически все еврейское население, оккупанты, как правило, оставляли небольшие группы евреев, которые были незаменимы в связи со своими профессиональными качествами. Чаще всего это были портные, сапожники и ремесленники, казнь которых на время откладывалась и которые, находясь в заключении, использовались в качестве бесплатной обслуги верхушкой оккупационных властей. На 1 января 1943 г. 76 евреев было официально зарегистрировано статистическим бюро симферопольской городской управы [34]. Некоторая часть из них была собрана в расположении симферопольского отделения полиции безопасности и СД. В комплексе зданий, включавших в себя административный и следственный отделы, тюрьму, казарму для охранной роты, отдельное помещение было отведено евреям-сапожникам и портным в количестве не менее десяти человек. Как только оккупанты переставали нуждаться в услугах этих людей, их уничтожали. Бывший служащий охранной роты СД так описывал это так: «Примерно в июле 1942 г., более точно не помню, днем, я в числе других добровольцев охранной роты СД (их было около десяти человек), стоял возле казармы. Кто-то из числа командного состава роты … приказал нам … взять закрепленное за нами оружие и выйти во двор. … Когда вышел во двор, то возле помещения мастерской, где работали евреи, увидел «душегубку». … Рядом с ней находились несколько немцев – сотрудников СД. Кто-то из немцев приказал нам стать в оцепление. Нами была огорожена территория, точнее участок, вокруг «душегубки» и до дверей мастерской … Перед нами, как я уже сказал выше, была поставлена задача не допустить побегов со стороны обреченных. В противном случае мы должны были стрелять. … Затем немцы стали выводить евреев и сажать их в кузов «душегубки». Заключенные, на мой взгляд, не знали, что их будут умерщвлять, потому что погрузка происходила спокойно, без суеты и криков. Тогда в кузов посадили всех евреев, работавших в мастерской … После окончания погрузки в кабину сел немец-водитель, еще один немец из числа сотрудников СД, и она выехала с территории. Нам было приказано с оцепления сняться ...Среди добровольцев ходили разговоры, что евреи уничтожены...» [35]. Другой бывший служащий той же охранной роты на послевоенных допросах показывал, что три-четыре еврея работали в мастерских при симферопольском СД до октября-ноября 1943 г. [36]
В детском доме, находившемся в поселке Мамак под Симферополем (ныне пос. Строгановка) заведующая этого учреждения Мария Станиславовна Прусс и персонал детдома спасли более двенадцати еврейских детей, обеспечив их поддельными документами и «легендами» [37]. По свидетельствам очевидцев, православный священник о. Викентий Никипорчик также укрывал еврейских детей, за что был заключен в концлагерь СД [38].
Симферополь был освобожден в апреле 1944 г. В ноябре 1944 г. еврейская общественность города устроила мемориальную встречу, в которой принимали участие преподаватели медицинского института, еврейская интеллигенция; некоторые выступления звучали на идиш [39]. В июне 1945 г. в Симферополе была зарегистрирована еврейская религиозная община с раввином Ю.Г. Пинским. В 1946 г. общине было возвращено здание синагоги по ул. Фонтанной, 17 Симферопольские евреи пытались предпринять действия для увековечения памяти погибших родных. В августе 1946 г. религиозная община организовала выезд верующих евреев и крымчаков на место массового расстрела (10-й километр шоссе Симферополь-Феодосия) для проведения поминальной церемонии – причем, как стало позднее известно властям,
«некоторые евреи … брали с собой лопаты… и производили раскопки на том месте, где были расстреляны немцами евреи, с целью обнаружения и опознания родственников». За эти действия и за то, что выезд не был согласован общиной с симферопольским уполномоченным по делам религиозных культов, председатель общины и раввин получили предупреждение, что «что в случае [еще] каких-либо нарушений их община будет снята с регистрации». Тогда же община подала властям заявку на разрешение установки памятного знака на средства евреев на месте массовых расстрелов, для чего на общем собрании была избрана комиссия из трех человек [40].
По информации крымского обкома на 1946 г., из числа номенклатурных работников горкомов и райкомов Крыма 9% составляли евреи. В медицинском институте из 28 заведующих кафедрами и профессоров 12 были евреи, из 27 доцентов и старших преподавателей 13 – евреи, из 88 ассистентов и преподавателей – 33 еврея, из общего количества студентов – 20% еврейской молодежи [41]. В 1948 г. исследователи, занимавшиеся проблемами крымчакской истории, обнаружили в городе лишь 400 крымчаков [42]. По переписи населения 1959 г. в Симферополе проживали 11 500 евреев.
Источник статьи: Тяглый, Михаил (научный сотрудник Украинский центр изучения истории Холокоста (Киев)). Места массового уничтожения евреев Крыма в период нацистской оккупации полуострова. Справочник. – Симферополь: БЕЦ "Хесед Шимон", 2005. – С. 60-69.
Электронная версия книги "Холокост в Крыму". Симферополь, 2002. Релактор-составитель М.И. Тяглый
https://babynyar.org/ru/
Видео: канал Yad Vashem
[1] Крым многонациональный. Вопросы–ответы. Вып. 1. – Симферополь: Таврия, 1988. – С. 70-72.
[2] Государственный архив в Автономной Республике Крым (далее – ГААРК), ф. Р-137, оп. 9, д. 7, л. 6.
[3] ГААРК, ф. Р-137, оп. 9, д. 7, л. 5.
[4] Ben-Zvi Itzhak. The Exiled and the Redeemed. – Philadelphia: The Jewish Publication Society of America, 1957, p. 109.
[5] U.S. National Archives and Records Administration (далее – NARA), RG-242, T-501, roll 56, frame 488.
[6] Архив Главного управления Службы безопасности Украины в АРК (далее – АГУСБУ АРК), архивно-следственное дело № 20404, т. 25, л. 244.
[7] ГААРК, ф. П-156, оп. 1, д. 31, л. 70. (Из дневника Лашкевича Х.Г.).
[8] Там же. – С. 121.
[9] Trials of War Criminals before the Nuernberg Military Tribunals. Vol. IV (Einsatzgruppen case), p. 215.
[10] Yad Vashem Archives (далее – YVA), Record group O.3 (Testimonies department of the Yad Vashem Archives), file 4939, page 15-16 (Свидетельские показания Евзикова З. о пребывании на оккупированной территории. Симферополь, Крымская область, 1941-43 гг.).
[11] Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ), ф. Р-7021, оп. 9, д. 194, л. 166об. (Протокол допроса свидетеля Лохова В.Я.).
[12] АГУСБУ АРК, архивно-следственное дело №13619, т. 1, л. 200.
[13] Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals. Vol. IV (Einsatzgruppen Case), p. 251.
[14] Ibid., p. 215.
[15] Ibid., p. 324-325.
[16] ГАРФ, ф. Р-7021, оп. 9, д. 48, л. 2.
[17] Trials of War Criminals before the Nuernberg Military Tribunals. Vol. IV (Einsatzgruppen case), p. 215.
[18] ГАРФ, ф. Р-7021, оп. 9, д. 194, л. 168-170 (Из протокола допроса свидетеля Сушкова В.А.).
[19] YVA, TR-18/184/4.
[20] АГУСБУ АРК, архивно-следственное дело № 13619, т. 1, л. 231.
[21] ГАРФ, ф. Р-7021, оп. 9, д. 194, л. 164-165 (Из протокола допроса свидетеля Кочергина С.П.).
[22] United States Holocaust Memorial Archives (далее – USHMMA), RG-06.025*05 (Из протокола допроса бывшего служащего жандармерии Келлер Э.)
[23] USHMMA, RG-06.025*05 (Из протокола допроса свидетеля Велиева И.М.).
[24] Khazanov Anatoly. The Krymchaks: A Vanishing Group in the Soviet Union. – Jerusalem: The Hebrew University of Jerusalem, The Marjorie Mayrock Center for Soviet and East European Research, 1989, p. 21.
[25] NARA, RG-242, T-501, roll 56, frame 543.
[26] ГАРФ, ф. Р-7021, оп. 9, д. 194, л. 243об. (Из протокола допроса обвиняемого Диншаева А.).
[27] АГУСБУ АРК, архивно-следственное дело №11721, т. 1, л. 138.
[28] Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10, Nuerenberg, October 1946 – April 1949 (Green Series). Vol. 10. – P. 1259.
[29] The Einsatzgruppen Reports. Selections from the Dispatches of the Nazi Death Squads’ Campaign Against the Jews. – New York: Holocaust Library, 1989 (hereafter – The Einsatzgruppen Reports), p. 346. (Отчет об оперативной ситуации в СССР № 170 от 18.02.1942 г.).
[30] ГАРФ, ф. 7021, оп. 9, д. 50, л. 14.
[31] АГУСБУ АРК, архивно-следственное дело № 20423, т. 5, л. 224; т. 12, л. 188.
[32] Там же, т.4, л. 74.
[33] ГАРФ, ф. Р-7021, оп. 9, д. 194, л. 166об. (Из протокола допроса свидетеля Лохова В.Я.).
[34] ГААРК, ф. Р-1302, оп. 1, д. 9, лл. 2,3.
[35] Там же, т. 1, л. 143.
[36] Там же, т. 5, лл. 42, 62.
[37] Тяглый М.И. Детдом // Хаверим (газета БЕЦ «Хесед Шимон», Симферополь) – 1999. – №8. – С. 7.
[38] АГУСБУ АРК, архивно-следственное дело № 10925, лл. 48-49, 205.
[39] Российский Государственный архив социально-политической истории, ф. 17, оп. 125, д. 405, л. 25 (Докладная записка секретаря Крымского обкома ВКП(б) Соловьева Жданову).
[40] ГААРК, ф. Р-3295, оп. 2, д. 3, лл. 44, 47, 141.
[41] Там же, л. 23.
[42] Филоненко В.И. Крымчакские этюды. – Rocznik Orientalistyczny, T. XXXV, Z. 1. (1972). – C. 10.