Лариса Мангупли
… Шурф на месте массового захоронения на 10-м километре трассы «Симферополь – Феодосия» обнаружили члены Ассоциации еврейских общин Крыма, которые пришли, чтобы посадить рядом с памятником деревья. Братская могила была разворошена, а рядом лежали выкопанные кости, фрагменты черепов, остатки обуви и личных вещей погибших.
...К 12 мая 1944 года Крым полностью был освобождён от немецкой оккупации. Пусть Симферополь и не так пострадал, как Керчь, но и здесь – сплошные руины. Мало кто уцелел из местных. А таких, кто мог бы хоть что-то рассказать о судьбе родных Малки, и того меньше. Она шла от дома к дому по улице, где жили до войны её родители, братья и сёстры, искала соседей, очевидцев. И нашла. Их рассказы о трагедии совпадали.
Трудно было поверить, что никто из её семьи не уцелел. И только тогда всё услышанное стало для неё реальным, когда получила четыре маленьких листка – свидетельства о смерти под номерами: 1116, 1117, 1118 и 1119, выданные Симферопольским ЗАГСом Народного Комиссариата Внутренних Дел СССР от 23 декабря 1944 года. Во всех четырёх справках в графе «причина смерти» одна и та же запись: «6 декабря 1941 года расстрелян немецкими оккупантами».
Малка не решалась войти во двор родительского дома до того, как эти печальные известия о гибели самых близких для неё людей не стали доказанным фактом. И только тогда она появилась здесь с нами, тремя своими дочерями…
К тому времени мне было пять лет, и моя детская память сохранила все подробности этой встречи. Город лежал в руинах. У разбитых и разрушенных домов, на базаре, у входов в магазины можно было увидеть нищих с протянутой рукой и безногих людей, сидящих на маленьких четырёхколёсных дощечках. А перед ними – жестяные коробочки или кепки, перевёрнутые подкладкой вверх, с несколькими монетками, брошенными сердобольными прохожими. Торговцы громко зазывали покупателей. Сквозь привычный базарный шум и гам прорывался и растворялся в людском гомоне протяжный мальчишеский голос: «Ко-му-у во-ды-ы хо-ло-о-од-ной?..» А вот и сам маленький разносчик. Он наклоняется к безногому нищему, сидящему на колоке – самодельной роликовой дощечке, и протягивает наполненную водой кружку: «Попей, дяденька…». Инвалид оставляет свои «утюжки», которыми отталкивается от земли, и жадно пьёт: «Спасибо тебе, сынок». Таких бывших фронтовиков в городе немало. Их, просящих милостыню, чаще встречали во дворах, у магазинов и кинотеатров, а ещё – на базаре. Позже эти жертвы войны как-то сразу исчезнут с городских улиц. Партия и правительство позаботятся о том, чтобы «очистить» страну от ненужных людей, портящих вид городов и мешающих процветанию страны, строящей новую жизнь. Это потом, много лет спустя, станет известно, что вывезли их на дальние заброшенные острова и поселили в закрытые дома-интернаты, где они и доживали свой тяжкий век.